Главное – жить для того, чтобы возвратиться. ©
Название: Он ненавидит меня
Автор: Купидон-тян
Пейринг: Вилья/Торрес, я думаю. Хотя неоднозначно.
Рейтинг: PG-13
Жанр: агст, драма.
Дисклаймер: автор врёт и местами завирается.
Предупреждения: сомнительное согласие*_*
От меня: Автор - не я, говорю сразу. Хотя думаю, что определённое участие я принимала, хотя бы в задумке хD
ОН НЕНАВИДИТ МЕНЯ
- Он ненавидит меня. Вилья ненавидит меня!
Касильяс пристально посмотрел на Торреса, уловив в его севшем от злости голосе какую-то невиданную доселе горечь. Слишком часто за последние дни Фернандо повторял это – и эти переживания, Касильяс был уверен, совершенно не стоили самого Вильи. Торресу казалось, что его ненавидят все – но от Вильи ему было действительно больно и действительно не плевать. Чуткого Касильяса это очень настораживало, если не сказать, пугало.
- Послушай, - сказал он Торресу после долгого молчания. – Я бы не назвал это ненавистью – этот павлин не может ненавидеть кого-то серьёзно, особенно тебя. И я не понимаю, к чему ты постоянно говоришь о нём.
- Не думай об этом, - ответил Торрес умоляющим голосом.
- Я слишком хорошо тебя знаю. Я не могу не думать.
Вздрогнув, Фернандо опустил взгляд в землю и весь сжался, как перед ударом. Да, глупо было полагать, что Касильяс ни о чём не догадается – слишком уж много было рассказано и оспорено между ними, слишком уж проницательным был голкипер по отношению к нему. Дело было не в ненависти – они с Вильей плохо друг друга знали.
Просто, когда Торрес смотрел на этого грубого, полного неистовой мощи и скорости человека, он едва находил в себе силы отвести от него взгляд. Что-то невообразимое происходило с его душой, когда этот маленького роста варвар вколачивал мячи в ворота, едва не разрывая сетку, когда бежал, тараня чужих защитников в запруженную штрафную и, словно дикий зверь, выцарапывал из чужих ног скользкий мяч.… Это было какое-то щемящее, ни на что не похожее чувство, смешанное с завистью и болезненным восхищением.
Чем дольше Торрес думал о нём, тем сильнее его душило невообразимое ощущение полёта – он хотел смотреть на Вилью бесконечно, хотел страдать и радоваться вместе с ним, из-за него. Он восхищался его развязной манерой говорить, его самодовольной, нахальной улыбкой, с которой он входил в раздевалку вслед за всеми – последним, чтобы все могли видеть его триумф, чтобы все могли поздравить его. Все бросались и сжимали его в объятиях, а он смеялся, отшучивался, и, стянув с себя футболку, поигрывая мускулами, скрывался в душевой.
Но во взгляде Вильи Торрес видел одно лишь неослабевающее презрение. Все чувства будто разом стирались с его души, губы его кривились в ухмылке, лицо становилось страшно неприятным.
Фернандо чувствовал, как его разрывало на две части – одна часть была переполнена отвращением к этому самовлюблённому «павлину», как называл его Касильяс, ему было обидно за себя, больно от этого холодного, презрительного взгляда. Торрес сам презирал его за эту напускную «звёздность», за эти шуточки, которые он отпускал, всякий раз проходя мимо него, за его громкий, оглушающий смех. Но другая его часть – та, которую Фернандо тщетно пытался в себе уничтожить – была полна съедающего, всепоглощающего желания. Чёрствое равнодушие форварда ещё сильнее распаляло Торреса, ещё сильнее заставляло чувствовать потребность в нём, в его усмешках, перебегающих под кожей мускулах, в его пьяных от успеха карих глазах.
Касильяс прочитал всё это, словно читал раскрытую книгу с очень крупными буквами, и нахмурился. В этот момент Торрес подбежал к нему и обхватил его за шею обеими руками. Умоляющий взгляд заворожил Касильяса.
- Пожалуйста, Каси! Никому! Пожалуйста…. Мне так плохо от этого…если бы ты знал. Ты не поймёшь…
- Ты прав, я не пойму.
Торрес дрожал, как в лихорадке, измученный собственной невысказанностью, он выглядел как больной, одержимый, с горящими, распалёнными глазами. Такого Торреса голкиперу ещё не приходилось видеть.
- Что-то ты совсем сдал, друг мой.
Неудачи на поле, неустроенность его положения в команде, эта чёртова скамейка запасных, а теперь ещё и это – всё навалилось на него разом, прибило его к земле, схватило его за горло. Сглотнув в горле подступившую жалость, Икер крепко обнял его – худого и бледного, совсем ещё внутри мальчишку. «Слишком много они от него ждут все…а он просто ребёнок», - подумалось Касильясу. Он рассеянно стал гладить его по голове, чувствуя, как Торрес вздрагивает от едва сдерживаемых рыданий.
В это время дверь распахнулась, и спокойные глаза Касильяса встретились с надменным взглядом Давида Вильи. Пуйоль, Капдевилла и Хави Алонсе маячили у него за спиной.
- А что это у нас тут происходит? – Вилья расплылся в улыбке, не предвещающей ничего хорошего. – Два голубка уединились?
Громогласный хохот за его спиной заставил голкипера невольно дёрнуться. Торрес отшатнулся, едва не потерял равновесие и застыл под прицельным взглядом Вильи, сгорая от стыда и ещё не отпустившей его лихорадки.
Вилья пожевал губами в задумчивости.
- Зря ты нянькаешься с ним, - обратился он к Касильясу так, словно Торреса рядом вообще не было, - ты же знаешь, что он умеет только ныть.
Икер молчал, глядя на него из-под нахмуренных бровей. Сложно было прочитать хоть что-то в этом взгляде. Ободрённый его молчанием (а как ни крути, Вилья всё-таки уважал своего капитана и не мог перешагнуть через него), он продолжил:
- Эта падаль только и ждёт, чтобы его ударили. Так ведь, малыш? – он шагнул к Торресу и схватил его за волосы на затылке. – Посмотри на меня. Посмотри на меня, говорю!
Белый как бумага, с разгорячёнными щеками, Фернандо поднял на него ещё не остывший от слёз взгляд.
- Ба, да он ревел! Как последняя девочка…Вы только посмотрите на него – весь дрожит, боится, словно его на кол сейчас посадят! Ха-ха-ха! Боится, а сам хочет этого – вижу, как у тебя, шлюхи этакой, глаза блестят и зад подрагивает!
Слушая Вилью, Касильяс мрачнел. Мрачнел он ещё и оттого, что Фернандо молчал, даже не пробуя вырываться – он только беззащитно смотрел на издевающегося над ним Вилью и силился не разреветься, чтобы не вызвать очередную бурю хохота. Все вокруг смеялись – никто ни о чём не знал, никто не имел ни сострадания, ни даже элементарного уважения к товарищу. Вилья перехватил волосы Торреса в левую руку, а правой начал сдирать с него шорты.
- Сейчас посмотрим, как ты меня боишься и ненавидишь! Сраный мазохист, я же вижу, думаешь, я таких, как ты, не видал никогда? Ты ведь ждал меня? Ну так я пришёл. Не один, правда, ну да ладно. Щас увидим, где у тебя находится твоя гордость…если она есть…
- Вилья. – Касильяс выдохнул это так резко, что даже воздух в комнате внезапно потяжелел. – Хватит.
- Шёл бы ты, Каси, отсюда, - поборов страх, Вилья нагло посмотрел ему в глаза. – Мы уж тут сами разберёмся, хватит или нет. Да, малыш?
И он наклонился к умирающему в беззвучной агонии Торресу.
- Да неужели не видишь, сукин ты сын, что он ничего тебе противопоставить не может? – Касильяс на глазах начал звереть, что-то горячее душило его, ему было больно и тяжело смотреть на ухмыляющегося, осмелевшего Вилью, на пылающие щёки Фернандо, на всю эту гогочущую компанию… - Да неужели ты не понимаешь, что…
- Это ты не понимаешь, Касенька, - глядя на него снизу вверх и ничуть не смущаясь этим, ответил Вилья. – Это ты не понимаешь, что он именно потому сейчас молчит и позволяет мне это всё, что уже давненько только об этом и грезит, вот о таком унижении мечтает твой маленький извращенец, твой ребёнок, которого ты утешаешь ночами…. Ты погляди на него, погляди же!
С холодеющим сердцем Касильяс вгляделся в лицо Торреса, в его зажатую крепкими смуглыми руками Вильи, худую фигуру, изогнутую, распятую, с приспущенной резинкой…. Что-то щёлкнуло в груди голкипера, что-то обдало его иссушающей, ледяной волной. Злость его стала медленно перекидываться на саму жертву.
- Мать твою, Фернандо! Да что это! До чего ты дошёл? Эти твари…эти твари, ты знаешь, что они сделают с тобой?...я…
- Каси… - тихий, полудетский, надломленный голос ударил Касильяса по вискам. – Пожалуйста…уходи.
- Вот это номер! – Вилья запрокинул голову и довольно загоготал. Вслед за Вильей начала смеяться и вся компания. – Оказалось, он вовсе и не нуждается в защитничке! Кажется, ты получил обидный мяч в свои ворота, Каси! Ха-ха-ха!
Голкипер уже не мог больше смотреть и слушать это. Он пошёл прочь, слыша треск рвущейся материи и довольные возгласы Вильи. Торрес протяжно застонал под общий смех, а приостановившийся на миг Касильяс, сцепив зубы, заставил себя идти дальше.
Мяч преодолел линию ворот и со всего размаху впечатался в сетку…
И пара незаконченных зарисовок, о существовании которых я узнала только что Оо
нумер раз.- Икер. Икер Касильяс.
Кас протянул руку Торресу и ласково поглядел на него. Встречая загадочную полуулыбку гол-кипера, Фернандо понял, что этот человек уже имеет над ним власть. Касильяс не сказал их двух слов, но в его подрагивающем, мягком пока ещё голосе, уже слышались повелительные нотки. Чёрные волосы нестерпимо блестели на солнце, а глаза отливали карим золотом – что-то было в нём такое поразительное, едва ощущаемое сейчас – Торрес будто бы знал этого человека всю свою жизнь, будто бы с младенчества сильные руки выхватывали его из змеиного кольца страхов. Рядом с ним было нечего бояться – так казалось сейчас Торресу – и Каси ощутил в его глазах подобострастие. Ему стало жаль мальчика, он хотел разуверить его, что когда придёт время, капитан просто отойдёт в сторону и будет смотреть, как стая голодных стервятников вгрызается в молодую плоть. Да, так будет, потому что не может не быть, и потому что это Торрес. Он не встретит в команде ни искренности, ни друзей, и лишь чёрная птица похоти будет витать над этой белокурой головой. Он был прелесть, этот мальчик – он имел внешность пажа, его большие испуганные глаза лучились наивностью, и он был талантлив несомненно, но не осознавал этого.
и нумер два.Касильяс всё ещё не верил. Он смотрел поверх плеча свернувшегося рядом с ним Торреса, покрытого серебряной плёнкой лунного света, и никак не мог поверить, что сегодня Испания – и он вместе с ней – получила долгожданный кубок мира. Это было как-то невероятно, сказочно, даже можно сказать – неестественно. Как во сне, виделись ему сквозь переплетение людских тел чужие ворота, стадион, распарывающий криками перепонки… Что-то лопнуло внутри него – какая-то струна, туго стянутая железом – струна, которую ничто и никто, казалось, не в силах порвать – треснула, растянулась и резко разошлась на две части. Чьи-то руки то и дело обхватывали его плечи и ладони – грубые, мужские, радостные руки. Всё было обхвачено дурманящим туманом. Он снова почувствовал слезу в уголке глаза.
Даже сейчас, когда все разошлись, гомон утих и осталось только щемящее сладкое чувство внутри, Касильяс не мог уложить в голову всё произошедшее. Он прислушался к ровному дыханию Фернандо и улыбнулся. «Устал, - подумалось ему, - ему было так тяжело здесь». Торресу и вправду было тяжело – но он старался не говорить об этом никому, хотя все и без того с сочувствием смотрели на его нули в статистике. Но он не мог уехать просто так – нет, он дал ту самую роковую, судьбоносную передачу.
Кас вспомнил, как Торреса осветила радость – но что-то болезненное, страшное было в этой радости, какая-то тень остывшего сожаления. Эту тень голкипер видел и сейчас – в худых, блестящих плечах, тихонько подрагивающих от ночного воздуха. Икер сел на кровати с намерением уйти.
- Каси… - слабый голос раздвинул гнетущую тишину. – Останься, Каси, прошу тебя.
Вздохнув, голкипер покорно улёгся рядом и осторожно приобнял его. Худое тело доверчиво прижалось к нему. Торрес дрожал. «Сколько раз, - думал Касильяс, - господи, сколько раз уже он просил меня остаться! И ведь он прекрасно знает, что ему нужно, вернее, кто ему нужен. И этот кто – не я». Бережно, по-отечески, он коснулся непривычно коротких волос Фернандо.
«Ребёнок, сущий ребёнок, который остался без матери и в отчаянии ищет сильное плечо». Все в команде были слепы и глухи к этому ребёнку, считая его слабохарактерным, мямлей, неспособным на достойные поступки. После того, как стало ясно, что от Торреса нечего ждать на чемпионате, это отношение усилилось вдвойне – слишком уж много было поставлено на карту. Все выкладывались, упорствовали, и тем сильней ощущалась слабость и беззащитность Фернандо. Кас был, пожалуй, единственным, кто искренне переживал за него. То ли это была его доброта от природы, то ли функции на поле были у них слишком уж разные, да только Торрес привык приходить к нему по ночам и заползать в его постель, прижимаясь к его плечу холодной, сухой щекой и наивно улыбаясь своей детской улыбкой.
Автор: Купидон-тян
Пейринг: Вилья/Торрес, я думаю. Хотя неоднозначно.
Рейтинг: PG-13
Жанр: агст, драма.
Дисклаймер: автор врёт и местами завирается.
Предупреждения: сомнительное согласие
От меня: Автор - не я, говорю сразу. Хотя думаю, что определённое участие я принимала, хотя бы в задумке хD
ОН НЕНАВИДИТ МЕНЯ
- Он ненавидит меня. Вилья ненавидит меня!
Касильяс пристально посмотрел на Торреса, уловив в его севшем от злости голосе какую-то невиданную доселе горечь. Слишком часто за последние дни Фернандо повторял это – и эти переживания, Касильяс был уверен, совершенно не стоили самого Вильи. Торресу казалось, что его ненавидят все – но от Вильи ему было действительно больно и действительно не плевать. Чуткого Касильяса это очень настораживало, если не сказать, пугало.
- Послушай, - сказал он Торресу после долгого молчания. – Я бы не назвал это ненавистью – этот павлин не может ненавидеть кого-то серьёзно, особенно тебя. И я не понимаю, к чему ты постоянно говоришь о нём.
- Не думай об этом, - ответил Торрес умоляющим голосом.
- Я слишком хорошо тебя знаю. Я не могу не думать.
Вздрогнув, Фернандо опустил взгляд в землю и весь сжался, как перед ударом. Да, глупо было полагать, что Касильяс ни о чём не догадается – слишком уж много было рассказано и оспорено между ними, слишком уж проницательным был голкипер по отношению к нему. Дело было не в ненависти – они с Вильей плохо друг друга знали.
Просто, когда Торрес смотрел на этого грубого, полного неистовой мощи и скорости человека, он едва находил в себе силы отвести от него взгляд. Что-то невообразимое происходило с его душой, когда этот маленького роста варвар вколачивал мячи в ворота, едва не разрывая сетку, когда бежал, тараня чужих защитников в запруженную штрафную и, словно дикий зверь, выцарапывал из чужих ног скользкий мяч.… Это было какое-то щемящее, ни на что не похожее чувство, смешанное с завистью и болезненным восхищением.
Чем дольше Торрес думал о нём, тем сильнее его душило невообразимое ощущение полёта – он хотел смотреть на Вилью бесконечно, хотел страдать и радоваться вместе с ним, из-за него. Он восхищался его развязной манерой говорить, его самодовольной, нахальной улыбкой, с которой он входил в раздевалку вслед за всеми – последним, чтобы все могли видеть его триумф, чтобы все могли поздравить его. Все бросались и сжимали его в объятиях, а он смеялся, отшучивался, и, стянув с себя футболку, поигрывая мускулами, скрывался в душевой.
Но во взгляде Вильи Торрес видел одно лишь неослабевающее презрение. Все чувства будто разом стирались с его души, губы его кривились в ухмылке, лицо становилось страшно неприятным.
Фернандо чувствовал, как его разрывало на две части – одна часть была переполнена отвращением к этому самовлюблённому «павлину», как называл его Касильяс, ему было обидно за себя, больно от этого холодного, презрительного взгляда. Торрес сам презирал его за эту напускную «звёздность», за эти шуточки, которые он отпускал, всякий раз проходя мимо него, за его громкий, оглушающий смех. Но другая его часть – та, которую Фернандо тщетно пытался в себе уничтожить – была полна съедающего, всепоглощающего желания. Чёрствое равнодушие форварда ещё сильнее распаляло Торреса, ещё сильнее заставляло чувствовать потребность в нём, в его усмешках, перебегающих под кожей мускулах, в его пьяных от успеха карих глазах.
Касильяс прочитал всё это, словно читал раскрытую книгу с очень крупными буквами, и нахмурился. В этот момент Торрес подбежал к нему и обхватил его за шею обеими руками. Умоляющий взгляд заворожил Касильяса.
- Пожалуйста, Каси! Никому! Пожалуйста…. Мне так плохо от этого…если бы ты знал. Ты не поймёшь…
- Ты прав, я не пойму.
Торрес дрожал, как в лихорадке, измученный собственной невысказанностью, он выглядел как больной, одержимый, с горящими, распалёнными глазами. Такого Торреса голкиперу ещё не приходилось видеть.
- Что-то ты совсем сдал, друг мой.
Неудачи на поле, неустроенность его положения в команде, эта чёртова скамейка запасных, а теперь ещё и это – всё навалилось на него разом, прибило его к земле, схватило его за горло. Сглотнув в горле подступившую жалость, Икер крепко обнял его – худого и бледного, совсем ещё внутри мальчишку. «Слишком много они от него ждут все…а он просто ребёнок», - подумалось Касильясу. Он рассеянно стал гладить его по голове, чувствуя, как Торрес вздрагивает от едва сдерживаемых рыданий.
В это время дверь распахнулась, и спокойные глаза Касильяса встретились с надменным взглядом Давида Вильи. Пуйоль, Капдевилла и Хави Алонсе маячили у него за спиной.
- А что это у нас тут происходит? – Вилья расплылся в улыбке, не предвещающей ничего хорошего. – Два голубка уединились?
Громогласный хохот за его спиной заставил голкипера невольно дёрнуться. Торрес отшатнулся, едва не потерял равновесие и застыл под прицельным взглядом Вильи, сгорая от стыда и ещё не отпустившей его лихорадки.
Вилья пожевал губами в задумчивости.
- Зря ты нянькаешься с ним, - обратился он к Касильясу так, словно Торреса рядом вообще не было, - ты же знаешь, что он умеет только ныть.
Икер молчал, глядя на него из-под нахмуренных бровей. Сложно было прочитать хоть что-то в этом взгляде. Ободрённый его молчанием (а как ни крути, Вилья всё-таки уважал своего капитана и не мог перешагнуть через него), он продолжил:
- Эта падаль только и ждёт, чтобы его ударили. Так ведь, малыш? – он шагнул к Торресу и схватил его за волосы на затылке. – Посмотри на меня. Посмотри на меня, говорю!
Белый как бумага, с разгорячёнными щеками, Фернандо поднял на него ещё не остывший от слёз взгляд.
- Ба, да он ревел! Как последняя девочка…Вы только посмотрите на него – весь дрожит, боится, словно его на кол сейчас посадят! Ха-ха-ха! Боится, а сам хочет этого – вижу, как у тебя, шлюхи этакой, глаза блестят и зад подрагивает!
Слушая Вилью, Касильяс мрачнел. Мрачнел он ещё и оттого, что Фернандо молчал, даже не пробуя вырываться – он только беззащитно смотрел на издевающегося над ним Вилью и силился не разреветься, чтобы не вызвать очередную бурю хохота. Все вокруг смеялись – никто ни о чём не знал, никто не имел ни сострадания, ни даже элементарного уважения к товарищу. Вилья перехватил волосы Торреса в левую руку, а правой начал сдирать с него шорты.
- Сейчас посмотрим, как ты меня боишься и ненавидишь! Сраный мазохист, я же вижу, думаешь, я таких, как ты, не видал никогда? Ты ведь ждал меня? Ну так я пришёл. Не один, правда, ну да ладно. Щас увидим, где у тебя находится твоя гордость…если она есть…
- Вилья. – Касильяс выдохнул это так резко, что даже воздух в комнате внезапно потяжелел. – Хватит.
- Шёл бы ты, Каси, отсюда, - поборов страх, Вилья нагло посмотрел ему в глаза. – Мы уж тут сами разберёмся, хватит или нет. Да, малыш?
И он наклонился к умирающему в беззвучной агонии Торресу.
- Да неужели не видишь, сукин ты сын, что он ничего тебе противопоставить не может? – Касильяс на глазах начал звереть, что-то горячее душило его, ему было больно и тяжело смотреть на ухмыляющегося, осмелевшего Вилью, на пылающие щёки Фернандо, на всю эту гогочущую компанию… - Да неужели ты не понимаешь, что…
- Это ты не понимаешь, Касенька, - глядя на него снизу вверх и ничуть не смущаясь этим, ответил Вилья. – Это ты не понимаешь, что он именно потому сейчас молчит и позволяет мне это всё, что уже давненько только об этом и грезит, вот о таком унижении мечтает твой маленький извращенец, твой ребёнок, которого ты утешаешь ночами…. Ты погляди на него, погляди же!
С холодеющим сердцем Касильяс вгляделся в лицо Торреса, в его зажатую крепкими смуглыми руками Вильи, худую фигуру, изогнутую, распятую, с приспущенной резинкой…. Что-то щёлкнуло в груди голкипера, что-то обдало его иссушающей, ледяной волной. Злость его стала медленно перекидываться на саму жертву.
- Мать твою, Фернандо! Да что это! До чего ты дошёл? Эти твари…эти твари, ты знаешь, что они сделают с тобой?...я…
- Каси… - тихий, полудетский, надломленный голос ударил Касильяса по вискам. – Пожалуйста…уходи.
- Вот это номер! – Вилья запрокинул голову и довольно загоготал. Вслед за Вильей начала смеяться и вся компания. – Оказалось, он вовсе и не нуждается в защитничке! Кажется, ты получил обидный мяч в свои ворота, Каси! Ха-ха-ха!
Голкипер уже не мог больше смотреть и слушать это. Он пошёл прочь, слыша треск рвущейся материи и довольные возгласы Вильи. Торрес протяжно застонал под общий смех, а приостановившийся на миг Касильяс, сцепив зубы, заставил себя идти дальше.
Мяч преодолел линию ворот и со всего размаху впечатался в сетку…
И пара незаконченных зарисовок, о существовании которых я узнала только что Оо
нумер раз.- Икер. Икер Касильяс.
Кас протянул руку Торресу и ласково поглядел на него. Встречая загадочную полуулыбку гол-кипера, Фернандо понял, что этот человек уже имеет над ним власть. Касильяс не сказал их двух слов, но в его подрагивающем, мягком пока ещё голосе, уже слышались повелительные нотки. Чёрные волосы нестерпимо блестели на солнце, а глаза отливали карим золотом – что-то было в нём такое поразительное, едва ощущаемое сейчас – Торрес будто бы знал этого человека всю свою жизнь, будто бы с младенчества сильные руки выхватывали его из змеиного кольца страхов. Рядом с ним было нечего бояться – так казалось сейчас Торресу – и Каси ощутил в его глазах подобострастие. Ему стало жаль мальчика, он хотел разуверить его, что когда придёт время, капитан просто отойдёт в сторону и будет смотреть, как стая голодных стервятников вгрызается в молодую плоть. Да, так будет, потому что не может не быть, и потому что это Торрес. Он не встретит в команде ни искренности, ни друзей, и лишь чёрная птица похоти будет витать над этой белокурой головой. Он был прелесть, этот мальчик – он имел внешность пажа, его большие испуганные глаза лучились наивностью, и он был талантлив несомненно, но не осознавал этого.
и нумер два.Касильяс всё ещё не верил. Он смотрел поверх плеча свернувшегося рядом с ним Торреса, покрытого серебряной плёнкой лунного света, и никак не мог поверить, что сегодня Испания – и он вместе с ней – получила долгожданный кубок мира. Это было как-то невероятно, сказочно, даже можно сказать – неестественно. Как во сне, виделись ему сквозь переплетение людских тел чужие ворота, стадион, распарывающий криками перепонки… Что-то лопнуло внутри него – какая-то струна, туго стянутая железом – струна, которую ничто и никто, казалось, не в силах порвать – треснула, растянулась и резко разошлась на две части. Чьи-то руки то и дело обхватывали его плечи и ладони – грубые, мужские, радостные руки. Всё было обхвачено дурманящим туманом. Он снова почувствовал слезу в уголке глаза.
Даже сейчас, когда все разошлись, гомон утих и осталось только щемящее сладкое чувство внутри, Касильяс не мог уложить в голову всё произошедшее. Он прислушался к ровному дыханию Фернандо и улыбнулся. «Устал, - подумалось ему, - ему было так тяжело здесь». Торресу и вправду было тяжело – но он старался не говорить об этом никому, хотя все и без того с сочувствием смотрели на его нули в статистике. Но он не мог уехать просто так – нет, он дал ту самую роковую, судьбоносную передачу.
Кас вспомнил, как Торреса осветила радость – но что-то болезненное, страшное было в этой радости, какая-то тень остывшего сожаления. Эту тень голкипер видел и сейчас – в худых, блестящих плечах, тихонько подрагивающих от ночного воздуха. Икер сел на кровати с намерением уйти.
- Каси… - слабый голос раздвинул гнетущую тишину. – Останься, Каси, прошу тебя.
Вздохнув, голкипер покорно улёгся рядом и осторожно приобнял его. Худое тело доверчиво прижалось к нему. Торрес дрожал. «Сколько раз, - думал Касильяс, - господи, сколько раз уже он просил меня остаться! И ведь он прекрасно знает, что ему нужно, вернее, кто ему нужен. И этот кто – не я». Бережно, по-отечески, он коснулся непривычно коротких волос Фернандо.
«Ребёнок, сущий ребёнок, который остался без матери и в отчаянии ищет сильное плечо». Все в команде были слепы и глухи к этому ребёнку, считая его слабохарактерным, мямлей, неспособным на достойные поступки. После того, как стало ясно, что от Торреса нечего ждать на чемпионате, это отношение усилилось вдвойне – слишком уж много было поставлено на карту. Все выкладывались, упорствовали, и тем сильней ощущалась слабость и беззащитность Фернандо. Кас был, пожалуй, единственным, кто искренне переживал за него. То ли это была его доброта от природы, то ли функции на поле были у них слишком уж разные, да только Торрес привык приходить к нему по ночам и заползать в его постель, прижимаясь к его плечу холодной, сухой щекой и наивно улыбаясь своей детской улыбкой.
@темы: чужое, фанатское, окончательное