Главное – жить для того, чтобы возвратиться. ©
Пусть лежит тут и будет мне немым укором хD
Прочитаю через год и поржу.
Глава 1Глава 1.
За окном едва светало, когда я открыл глаза от лёгкого шороха. Мимо меня кралась тень – почти неслышно, почти не дыша. Но я был готов к этому, кажется, даже во сне.
- Куда? – лениво пробормотал я.
Тень вздрогнула и замерла. Я тоже молчал и не шевелился. Тень помедлила ещё с полминуты и сделала один осторожный шаг. Он был ещё тише прежних, но сейчас я уже не спал.
- Так я всё же жду ответа на свой вопрос, - уже гораздо внятнее сказал я.
Тень вздохнула уже не таясь, тихо выругалась и швырнула в стену ботинки, которые до этого держала в руках.
- Гулять, - буркнула тень и опустилась на край дивана, я едва успел убрать ноги из-под неуклонно опускающегося зада.
- В три ночи? – я ехидно приподнял бровь, скорее по привычке – было ещё слишком темно, и заметить выражение моего лица было бы трудно.
- В четыре, - огрызнулась тень, на этот раз уже просто от безвыходности.
- Ох, извините, после вашего уточнения ситуация резко изменилась.
Тень вздохнула, уселась глубже, потом помедлила ещё пару секунд и растянулась наконец рядом. Я судорожно выдохнул воздух, замаскировав это под страдальческий вздох.
- Ты зануда, - пробормотала тень мне уже почти в шею.
- А ты малолетний идиот, - не остался в долгу я. – Куда тебя опять чёрт понёс?
- Сказал же – гулять!
- Да знаю я твои гулять… Каждый раз после этого приходится тебя вытаскивать…откуда-нибудь. В основном почему-то из задницы.
Тень фыркнула мне в ухо. - Не ври, вот уж откуда-откуда, а из задницы ты меня ни разу не вытаскивал, - и совершенно неприлично расхохоталась, пару раз в приступе хохота заехав мне локтем в бок.
Я покраснел, осознав всю двусмысленность собственной фразы, и мысленно дал себе по губам.
- И слава богу! – наконец невозмутимо сказал я вслух, обрывая хохот тени.
- Ты зануда, Ник! – я попытался возразить, но прервать тираду было гораздо сложнее, чем я рассчитывал. – Тебе-то какая разница? Спал бы себе дома, обнимался с подушкой и видел во сне прелестных гурий и соблазнительных девственниц. Ну или наоборот, не знаю уж там, что тебе снится.
- Зато уж то, что снится тебе, сомнений не вызывает, - саркастично заметил я, проигнорировав выпад – всё равно ни разу не угадал. – Томно облизывающиеся мальчики, медленно стягивающие с себя футболку. Ну или штаны.
-Придурок! – тень вихрем вскочила и умчалась в соседнюю комнату, громко саданув дверью об косяк.
Я вздохнул и покачал головой – мой младший брат никогда не обладал покладистым и мирным характером, но с наступлением переходного возраста, кажется, совсем слетел с катушек.
Полтора года назад он вдруг вообразил себя человеком с…как бы это помягче…нетрадиционной ориентацией. И если раньше его ещё можно было терпеть, то сейчас в нём будто переломился какой-то внутренний барьер. Большая часть его шуток стала ниже пояса, со своими прошлыми друзьями он, кажется, разругался, но быстро нашёл себе новых – по большей части совершенно отвратительных субъектов лет на пять старше него.
Вот только переходный возраст уже должен бы закончиться, а братец – угомониться, но, кажется, они оба не были никому ничего должны.
И всё бы ничего, но этим летом у него появилась какая-то совсем уж сумасбродная мания сбегать из дома на рассвете. Было ли это результатом отъезда родителей, сказать точно я не мог. Но факт оставался фактом – в первую же ночь нашего с ним вынужденного холостяцкого пребывания он дома не ночевал. И следующие ночи три тоже. Потом я несколько раз ловил его, отводил за шкирку в соседнюю комнату и запирал там до утра. Многие бы на этом месте успокоились и довольствовались первыми ночами побега, но только не мой брат. Он научился ходить настолько бесшумно, что за две недели сегодня была первая ночь, когда я смог услышать и поймать его. Я пытался запирать на ночь его комнату, ставил стул, падавший при открывании двери… Но Тима, страстно чего-то захотевшего и привыкшего всегда это получать, это обычно не останавливало.
Но правде говоря, мне даже было немного интересно, что он выдумает в следующий раз. Надеюсь, не полезет в окно – седьмой этаж как-никак, сломанной ногой не отделаешься.
Возня за стенкой наконец затихла – Тим то ли заснул, то ли просто притаился, ожидая, когда я засну. Я решил не рисковать и нехотя поднялся с кровати и побрёл на кухню – пить кофе и читать Кафку.
Уже обжигая руки об чашку горячего кофе и положив подбородок на толстенький томик, я подумал, что всё бы ничего – но эти отвратительные пидарасы далеко не лучшая компания для моего сумасбродного братца.
* * *
Брат прокрался на кухню в начале восьмого – для него совершеннейшая ночь. В отличие, кстати, от трёх…ладно, пусть даже и четырёх утра. Его осторожные шаги я слышал в полудрёме – буквально полчаса назад я решил, что опасность миновала, и прикорнул прямо на кухне, ткнувшись лбом в Кафку и вытянув вперёд руки с зажатой в них пустой уже чашкой.
Тим, кажется, постоял около меня с минуту, потом я почувствовал его дыхание ближе, и кто-то потянул кружку из моих ладоней. Я приоткрыл один глаз и чуть повернул голову в сторону брата – Тим осторожно, стараясь меня не разбудить, разгибал мои пальцы один за другим, высвобождая кружку. Он был в одних пижамных штанах, всклокоченный, но на удивление не сонный, как будто просто переоделся, лёг и долго возился, ворочаясь с одного бока на другой, но так и не уснув. От него чем-то пахло. Что это за запах, я не знал, но Тим пах так часто, вся его одежда, казалось, пропиталась этим странным, чуть сладковатым, чуть терпким запахом с нотками травы и сухоцвета. А ещё от него пахло дымом, тоже почти неуловимо, но на фоне того, первого, запаха он внезапно усиливался и угадывался довольно легко.
«Опять курил в форточку», - как-то мимоходом подумал я, сосредоточиваясь на запахах.
- Выспался? – сонно пробормотал я, не поднимая головы.
Тим, уже сжимавший в руке кружку, вздрогнул, отпрыгнул от меня и, видимо, от неожиданности разжал пальцы. Кружка мелкими осколками разлетелась по полу. Один отскочил от ножки стола и неожиданно сильно и больно порезал мне ногу.
- Мелкий неуклюжий болван, - недовольно констатировал я, ставя пораненную ногу на табурет и задумчиво вглядываясь в кровь, обагрившую края ранки.
- Б-больно? – братец испуганно переводил взгляд с моего лица на лодыжку. Я спросонья пытался вспомнить, где у нас аптечка или хотя бы йод.
- Нет, щекотно, - машинально огрызнулся я. – Где йод? Ну или ватка.
- В холодильнике, - помедлив пару секунд уверено заявил Тим. – Принести? – он уже рванулся было через всю кухню, засыпанную ковром из осколков, но я вовремя схватил его за руку.
- Стоять! Там кружка разбитая, забыл? – Тим пару секунд бессмысленно смотрел на меня, потом кивнул и всё с тем же отрешённым видом шагнул на осколки, сделал два шага, взял йод и столь же методично и безэмоционально вернулся. Его стопы оставляли на полу чёткий кровавый отпечаток.
Пару секунд наши лица имели примерно одинаковое бессмысленное выражение. Стремления к йоге и хождению по гвоздям я в брате раньше не замечал. А он, казалось, впал в некую подвижную кому – шевелился, моргал, ходил, но судя по виду, совсем не в состоянии был думать.
Через несколько мгновений я пришёл в себя, вскочил с табуретки, дёрнул Тима за руку, усаживая, и подтолкнул ещё одну, сложив туда обе его ноги. Сам я опустился на колени перед его ступнями и мрачно осмотрел их. Даже мне, не медику в восьмом поколении, было ясно – ранки были неглубокими, но сильно кровоточили, как всегда бывает с порезами на ступнях. Проблема, однако, была не в этом – в ранках белели множество крошечных осколков, которые нужно было вытащить. Если бы я ещё знал, как!
Первой и единственной мыслью пришедшей ко мне в голову была ванная и проточная вода. Не раздумывая долго, я подхватил Тима на руки и потащил в ванную. Братец, конечно, не отличается богатырским телосложением, прямо сказать – он несколько дистрофично худ, но всё же и я не силач, да и старше его всего на три года, поэтому я, стараясь отвлечься от собственной ноши, спросил, пыхтя:
- На кой ляд тебе кружка-то эта понадобилась? Что, другой не было?
Я не ожидал ответа, но брат пробормотал мне в ухо:
- Это была моя кружка, а ты из неё пил, я тоже хотел, чтобы как ты… - брат затих, но что он имел в виду, я так и не понял.
Когда я сгрузил Тима на дно ванны, он был без сознания. Я удивлённо похлопал его по щекам и включил воду. Брат открыл глаза, затянутые мутной поволокой, и улыбнулся.
- Можно и в ванне, - невнятно пробормотал он, хватая меня за ладонь. Он поднял глаза, показавшиеся мне вдруг совершенно нормальными, и вцепился в мою руку уже обеими руками.
«Да что за херня происходит?! Как будто накурился…» - мысль мелькнула в моей голове, оставив если не уверенность, то хотя бы точный план действий.
Я схватил Тима за шиворот свободной рукой и сунул его голову под холодную воду. Брат взвыл и начал вырываться. Освободившейся второй рукой я сжал его запястья, не давая освободиться. Тим вырывался как обречённый зверь, но моя позиция была выгодней, и я всё же удержал его под холодным душем.
Брат вскоре перестал вырываться и обмяк. Я вытащил его из-под воды и, больно зацепив волосы на макушке, потянул вниз. Глаза были нормальными, хоть и красными и злыми.
- Прошло? – спокойно спросил я его, он продолжал молча и зло смотреть на меня. Я не отводил взгляда и не менял тему, терпеливо дожидаясь реакции. Тим наконец кивнул и опустил глаза. Я отпустил его волосы и сменил температуру воды с ледяной на тёплую – ноги всё ещё нужно было промыть.
- Я весь мокрый из-за тебя, ты, идиот, - сморщился Тим, брезгливо отлепляя от ноги вымокшие штаны. Те, только он отпустил руку, с противным чмоканьем прилипли обратно.
- Ты курил что-то? – ещё с детства я запомнил – если разговаривать с братом спокойно, можно добиться гораздо большего, чем если просто наорать. Важно было только оставаться серьёзным и не менять темы.
- Нет, - отрезал Тим. – Просто не выспался.
- Врёшь, - спокойно заметил я, засовываю одну ногу брата под тёплую воду. Вода у слива приобрела розоватый оттенок. Я осторожно провёл ладонью по стопе брата, он едва заметно вздрогнул и негромко зашипел. – Терпи, казак, а то мамой будешь, - неуклюже пошутил я, как-то забыв о намерении оставаться серьёзным.
Тим только тряхнул головой и опустил её ниже, но ничего не сказал. Он молчал до самого конца процедуры промывания, лишь изредка шипя сквозь зубы ругательства. Я благоразумно делал вид, что не слышу их, благо чересчур заковыристыми и изобретательными они всё равно не были – обычный набор семнадцатилетнего парня.
Немного поразмыслив, я кое-как обмотал ступни брата бинтом, решив, что в таком виде он уж точно никуда не соберётся этой ночью, и остался полностью удовлетворён выполненным братским долгом.
Свой порез я промыл вместе с ногами Тима, так что кровь там почти остановилась, нужно было только заклеить всё пластырем.
- Давай я, - когда брат появился в дверном проёме, я и не заметил, хотя в его нынешнем состоянии ходить бесшумно было бы проблематично. Тим уже успел не только переодеться, сменив мокрые штаны на джинсы и футболку, но и полностью изменить собственное настроение. Сейчас он выглядел виноватым, невыспавшимся, немного страдающим, но уж точно не злым.
- Давай, - я поразмыслил пару секунд и протянул ему только что отрезанный кусочек пластыря. Тим тут же придвинул табуретку и уселся на неё. Осторожно взял липкий кусочек и схватил мою ногу, притягивая её ближе к глазам.
- Так всё же что ты курил сегодня с утра? – я разглядывал его макушку, сосредоточенно склонившуюся над моей лодыжкой.
- Ничего я не курил, - макушка опустилась ниже – врёт, знает, что врёт, и знает, что я это знаю, поэтому и пытается скрыть внезапный стыд.
- А ночью куда ходил?
- Ты идиот или притворяешься так талантливо?! Сказал же – гулять! – брат со злостью хлопнул по пластырю, фиксируя его на коже, и начал зло и как-то остервенело разглаживать складки.
- А не боишься, что я родителям расскажу? – это удар ниже пояса, я знаю, - если отец узнает, Тима запрут дома, в его собственной комнате, на неопределённый срок, и гулять он будет ходить только под моим контролем.
- Да рассказывай ты кому хочешь! – Тим резко поднялся, зло сверкнул глазами в мою сторону и, пнув напоследок табуретку и зашипев от боли в ступнях, про которые, кажется, успел уже забыть, громко топая, с максимально возможной скоростью умчался в свою комнату.
Я задумчиво посмотрел ему вслед и машинально дотронулся до пластыря, странно тёплого, согретого пальцами брата. Или моей собственной кожей.
Глава 2Глава 2.
Я и Тим не были родными братьями. Нас даже сводными-то трудно было назвать. Я – первый ребёнок, приёмный. Чёрт его знает, кем были мои родители, почему я остался в роддоме – я никогда действительно не хотел этого знать. Конечно, часто спрашивал тех, кого привык называть мамой и папой, не знают ли они моих настоящих родителей, не искали ли их когда-нибудь, но не особо огорчался, слыша каждый раз лаконичное «нет». Я вскоре понял, что им не слишком приятно говорить об этом, хотя, с моей точки зрения, они не сделали ничего плохого. Они никогда не врали мне, честно рассказав как-то, почему у светловолосой и светлоглазой четы внезапно появился вот такой, как я, смуглый, черноволосый, хоть и неожиданно сероглазый ребёнок. Я всегда был благодарен им за это. Лучше уж узнать правду сразу, от тех, кто и должен мне её рассказать, чем полжизни прожить в неведении и узнать случайно, найдя ли, как в дурацких фильмах, справки об усыновлении, или «исключительно по секрету» от завистников.
Я часто слышал от суеверных старушек, что у людей, усыновивших ребёнка, потом появляется такой долгожданный настоящий, свой. Я счёл бы это лишь выдумкой, если бы в нашей семье было как-то иначе. Но едва мне исполнилось три, как вокруг мамы внезапно начали строить почти осязаемые барьеры – её оберегали от потрясений, трудов, забот...мы даже переехали куда-то чуть ли не в Сибирь, только чтобы увезти её из этого «ужасного своей экологией» города. Мама вначале смеялась, говорила, что мы паникёры, что чувствует себя замечательно и может работать ещё очень долго. А потом, ближе к концу, начала порядочно раздражаться этой нашей бесконечной неуёмной заботе о ней.
Её беременность действительно протекала легко – ни присущего, кажется, всем беременным токсикоза, ни перемены внешности, ни прочих, по счастью, мало известных мне проблем. У неё даже характер почти не поменялся. Только аппетит – она внезапно пристрастилась к жареному, солёному, жирному, превратившись из убеждённой вегетарианки в страстную мясолюбку. Папа тогда смеялся и говорил, что вот она родит и проклянёт себя за эту слабость.
Тим родился, когда в окна хлестала мрачная по-осеннему дождливая и уже по-зимнему холодная ноябрьская ночь. Он сам, по правде говоря, тот ещё нарцисс, часто говорил, что это она оставила ему в наследство внешность – льдисто-голубые глаза, прочно ассоциирующиеся почему-то с глазами Кая, светлые волосы, отливающие снежной белизной, и такая же белая кожа. Я не шучу, он именно так всё и говорил. Вдохновенно закатывал глаза, наматывал на палец прядь и вещал. Уверен, его голубые дружки были в восторге.
Как бы то ни было, но любил я его по-настоящему, как родного. Я ревновал, наверное, когда он только родился, может, ещё какое-то время после этого, но моя память почему-то вообще этого не сохранила, и я могу лишь догадываться об этом. Я даже не знаю сейчас, как сложилась бы моя жизнь без упрямого, часто взбалмошного, но эмоционального и живого брата. Ни я, ни родители никогда не отличались особой эмоциональностью, но Тим всегда мог порадоваться, позлиться за троих, он всегда внезапно и совершенно для меня непредсказуемо вспыливал и так же быстро затухал. Он не умел просить прощения, но если хотел извиниться, то все сразу это понимали и добродушно позволяли ему всё.
И, наверное, я виноват, что он вырос несколько…ладно, очень самовлюблённым и эгоистичным, правы были родители – выпрошенные им шоколадки сказались не на его фигуре, а на характере. Он привык получать всё, что ни попросит, а я привык всё это ему давать. Три года, кажется, – разве это много? Но для детей три года – это непреодолеваемая пропасть. Что может и что понимает ещё ребёнок в свои двенадцать? В то время как в пятнадцать я мог и понимал уже всё, у меня уже даже были свои, заработанные, деньги. Которые я так страстно любил тратить на мелкие сюрпризы своему младшему братишке.
А ещё, когда ему было десять или около того, я жалел, что он не девчонка, не сестра. Я представлял, как она бы приводила своих парней к нам в дом, знакомила их со мной, а я с высоты своего возраста авторитетно заявлял бы, подходит ей её новый ухажер или нет. «Разговаривать о девчонках – это как-то глупо, - думал я. – О них я могу поговорить и с друзьями… А вот если бы я мог объяснить сестре, почему именно этот парень – ублюдок, это было бы, конечно, интереснее».
И только когда Тиму стукнуло пятнадцать, я понял, каким идиотом я был. Только увидев брата, прижатого к стенке каким-то амбалом, чем он, впрочем, был крайне доволен, я понял, что возможность обсудить с братом мою новую девушку не так уж плоха, как я думал.
Дальше пошли какие-то совершенно невозможные два месяца. Тим пропадал в клубах, откуда мне частенько звонили наши теперь уже общие знакомые и просили забрать его, пока не стало слишком поздно. Родители не знали, кажется, ни о чём, я старательно оберегал брата, представляя, что сделает отец, если узнает всё то, что знаю я. Я надеялся выкрутиться сам, справиться с ним, может, я сделал только хуже. Но я склонен верить, что запертый на семь замков Тим сделал бы что-нибудь такое, о чём потом жалел бы и он сам, и я, и родители.
* * *
Будь у нас часы с боем, они пробили бы два, а так мне просто пришлось констатировать этот факт. Два ночи, а Тима ещё нет, хотя мы договаривались до часу. Да, раньше половины второго я его и не ждал, но он мог хотя бы позвонить.
Словно в ответ на мои мысли, телефон в моей руке завибрировал и разразился почему-то показавшейся мне непотребной в разгар ночи мелодией. Мельком глянув на экран, я с удовлетворением узнал номер брата.
- Алло, - устало сказал я в трубку.
- Никита?! – внезапно заорали из неё. Я дёрнулся и удивлённо посмотрел на телефон, поднеся его к глазам. – Ник?! – продолжали орать оттуда. Я понял, что человек просто пытается перекричать музыку. И самое забавное – моим братом этот человек точно не был.
- Да, - ответил я спокойно, стараясь убедить себя не волноваться заранее.
- Что?!
- Да, Никита, - заорал я в ответ. Шум в трубке внезапно стих.
- Ты чего орёшь, идиот? – спокойно спросили меня оттуда. Я вздохнул и покачал головой, чего мой собеседник, конечно, видеть не мог.
- Кто это? – спросил я.
- Я Леон, милый, я знаю Тима. Мы с ним как-то… - голос, судя по интонациям, кажется, собрался поведать мне какую-то интересную и, без сомнений, весьма и весьма подробную историю про моего брата. Я, однако, подумал, что не хочу её знать.
- С Тимуром что-то случилось? – холодно перебил я его.
- А ты и правда зануда, - хмыкнул Леон. – Но знаешь, он показывал мне твою фотографию, может, мы встретимся как-нибудь? Если ты также хорош, как твой брат…
Я закатил глаза и не меняя интонации пробормотал:
- Я лучше, поэтому ты – мимо. Что там с Тимом?
- А с чего ты взял, что с ним что-то случилось, дорогуша? Может, я звоню просто поболтать с тобой.
- Тогда – хорошей ночи! – я уже собрался повесить трубку, но Леон меня остановил.
- Э-ей, подожди, я шучу, что ж ты нервный-то такой? Тим в «Миракле», и, поверь, тебе стоит забрать его оттуда сейчас. Потому что потом тебе, может быть, некого будет забирать.
* * *
Такси приехало через десять минут. Где находится пресловутый «Миракл», я не знал, поэтому просто сказал таксисту имя клуба. Он окинул меня брезгливым взглядом, но промолчал, чем, впрочем, сделал себе только лучше – я был не в том настроении, чтобы что-то доказывать мирным и адекватным путём.
«Да твою мать, когда ж это закончится? – думал я дорогой, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. – Такими темпами к двадцати пяти годам я стану параноиком и мне везде будут казаться неведомые типы, которые прямо таки мечтают убить, изнасиловать, а зная Тима, вполне вероятно, что просто трахнуть моего брата. И ведь понимает, маленький уродец, что я всё равно приеду и вытащу. Потому что всегда приезжал. И буду. И…чёрт, да я сам не меньший идиот!»
Дорога заняла минут десять, но место, где мы оказались, было мне незнакомо. Вдохнув, напоследок, побольше воздуха в грудь, я толкнул дверь. Из клуба мне сразу по ушам шарахнула музыка, – какая-то дикая помесь попсы восьмидесятых и транса – а по носу – смесь запахов пота, табачного дыма, перегара, выпивки и той сладковато-травяной пряности, которой часто пах Тим.
Я в нерешительности застыл на пороге – где искать брата я не знал, обычно меня встречали уже с ним под руки, а сегодня мне, видимо, придётся найти его в этом содоме самому. Меня внезапно тронули за плечо, и я дёрнулся от неожиданности.
- Да тебе и правда следует полечить нервы, дорогуша, - парень справа от меня больше всего напоминал…гея. Цветастая рубашка в дикий рисунок, ярко-оранжевые штаны и типично-неописуемое выражение лица. – У, да ты в жизни ещё симпатичнее, чем на той фотографии! Точно не хочешь прийти в гости завтра?
- Леон, - сказал я больше себе, успокаиваясь, чем констатируя факт.
- Да, сладкий котик, это я, - он упёрся одной рукой в бедро, а вторую торжествующе вытянул вверх. – Не правда ли я хорош? Ты передумал, ведь да, скажи мне, что ты передумал, милашка.
- Где Тимур, - уже почти жалобно спросил я, желая поскорее выбраться отсюда.
- У-у-у, милый, не плачь, - состроив жалостливое лицо, протянул он. – Я отведу тебя к твоему младшему братишке, только если ты меня поцелуешь, ну? – он вытянул губы вперёд, сложив их куриной попкой, а я катастрофически не знал, что мне делать. Целовать этого разряженного павлина мне не хотелось совершенно, но если он не шутит, то выход у меня лишь один. Я старался не думать, что, будь на месте Леона кто-то более вменяемый, я бы, пожалуй, не стал размышлять так долго.
- Леон, не будь идиотом, - голос, раздавшийся за моей спиной звучал низко, даже в чём-то грубо, но от одного его звука Леон принял человеческий вид и на мгновение рассерженно сморщил нос. – Ему нет до тебя дела, он вообще не по нашей части.
Я обернулся. Парень позади меня был одет в обычные джинсы и такую же, как у меня, футболку, из чего я сделал вывод, что с ним можно иметь дело. Он не разрушил моих надежд, чуть склонив голову в знак приветствия и кивком приказав мне идти за ним. Я послушно последовал за ним на другой конец танцпола. Там он свернул в узкий коридор и остановился у неприметной двери.
- Личные апартаменты братьев Андерсов, твой брат там, - доложил он тоном церемониймейстера и ушёл, оставив меня, по правде говоря, в не меньшей растерянности, чем до этого.
«Что за братья Андерсы? Почему у них есть личные апартаменты в этом клубе? И что Тим там делает? Хотя это и так понятно, что это я, в самом деле…»
Я толкнул дверь и заглянул. В комнате было темно и ничего не видно, я только хотел приоткрыть дверь чуть пошире, когда она сама распахнулась, и передо мной возник высокий худощавый человек с красивым, несколько надменным лицом.
- Ты ещё кто? – он окинул меня презрительным взглядом, я и правда, наверняка, выглядел жалко – подглядывающий в щёлку извращенец. Извращенцем мне быть не нравилось, поэтому я выпрямился и поднял голову, заглядывая незнакомцу в глаза.
- Мне сказали Тимур здесь.
Взгляд человека сменился с презрительного на любопытный и, кажется, чуть раздосадованный.
- Хочешь сказать, эта маленькая шлюшка твоя? – спросил он меня раздражённо. Я рассеянно кивнул, раздумывая над характеристикой брата.
- Что за город, за чью задницу не возьмёшься, как тут же выясняется, что она уже кому-то принадлежит, - пробормотал он себе под нос, воздев глаза к потолку, тут же развернулся и проорал вглубь комнаты. – Роже, оставь его, за ним пришёл его хозяин, - он отошёл в сторону и пропустил меня вглубь, я чуть неуверенно шагнул внутрь, попутно оглядываясь вокруг.
Кровать стояла в дальнем углу, а на кровати в неясном свете нескольких тусклых красных ламп виднелись два нечётких силуэта. Точнее, на кровати был только один, он стоял на коленях, кажется, опустив голову, а второй, высокий и стройный, стоял рядом, держа за плечо того, что на кровати.
Я сделал шаг к ним, потом ещё один, потом ещё, и сам не понял, как оказался рядом с кроватью. Высокий силуэт оказался точной копией того, что встретил меня у двери. А вторым был Тим. Я позвал его по имени, он поднял голову и пару секунд вглядывался в меня. Я старался не замечать, что он был в одних и без того уже расстёгнутых джинсах, которые держались на бёдрах только чудом
- Ник, - сказал он наконец, улыбаясь рассеянной улыбкой. – Иди сюда, - он протянул ко мне руку, и я послушно взялся за неё. Невольно я сделал ещё шаг и оказался на постели в той же позе, что и брат. Он медленно отвёл со лба чёлку, и я увидел его глаза – даже в таком тусклом освещении было понятно, что они не голубые, а почти чёрные – от расширившихся зрачков.
- Наркотики? - спросил я, неверяще, мой взгляд метался по его лицу, я не мог остановиться и поверить, что сам, – сам! – допустил это.
- Нет, - прошептал Тим, - лучше. – Он приблизил своё лицо к моему, и я увидел лихорадочно-красные щёки, ярко-алые, исцелованные губы, блядское выражение пьяных, прищуренных глаз, влажные встрёпанные волосы и блестящее от пота тело. – Секс, - прошептал он мне на ухо, и что-то мокрое скользнуло мне по шее, рисуя линию вплоть до ключицы.
Я вздрогнул и схватил его за плечи, отстраняя, заставляя посмотреть на меня. И тут же понял, какую ошибку совершил. По губам Тима скользнула едва заметная торжествующая улыбка, которую он тут же дал мне попробовать на вкус. Она была солёная, с привкусом уже порядком надоевшей мне пряной сладости. Я не сразу понял, что не просто чувствую, как мой брат целует меня, а сам целую его в ответ.
- Ну вот, - прошептал Тим, отрываясь от моих губ, - а говорил натурал. Даже уговаривать не пришлось. Любишь меня, да?
Я замотал головой. Я если Тима и любил, то исключительно братской любовью, а она как-то не предполагает таких поцелуев. Да и соображал я уже плохо – в комнате было душно, жарко. Я, во всяком случае, надеялся, что именно из-за этого. Хотя сам я уже скользнул руками по талии брата, притягивая его ближе.
- Да, - шёпотом не согласился Тим и провёл горячим шершавым языком мне по губам. Я из последних остатков рассудка попытался отстраниться, но Тимур нахмурился и укусил меня за плечо. – Уже поздно, - хмыкнул он мне в шею, и я непроизвольно откинул голову назад. Он тёплым дыханием уткнулся мне в ухо и осторожно лизнул мочку. Я вздрогнул – Тим как будто знал, мои самые слабые места, и не стеснялся этим пользоваться.
Пальцы Тимура – не брата, нет, это дьявольское создание не могло быть моим братом – пощекотали мой живот, заставив его втянуться, а меня вздохнуть прерывисто, и мягко потянули пояс джинсов на себя, вынимая пуговицу из петли.
Тим, казалось, весь сосредоточился на этом простом процессе – не двигался, почти не дышал, только медленно шевелил пальцами. Я мог бы отстраниться, он почти не цеплялся за меня, но я только облизнул губы, зажмурился и, потянув его брюки чуть вниз, положил руку ему на поясницу, погладив большим пальцем копчик и скользнув чуть ниже, едва ли на полсантиметра, но нам обоим, кажется, было достаточно уже и этого.
Тимур замер окончательно, как будто мой едва ощутимый жест застопорил его, и второй рукой я приподнял его голову за подбородок, посмотрел в лихорадочно бегающие, недоверчивые, чуть испуганные глаза и теперь уже сам прикоснулся к губам. Он вцепился обеими руками в мои плечи и внезапно задрожал.
«Да ты до этого момента и сам не верил, что получится, малолетний идиот», - внезапно с болезненной нежностью понял я. Он вдруг стал несмел, мягок и почти испуганно податлив. Я не смог бы себе признаться в тот момент, но прежний, уверенный и развратный Тимур сейчас был бы мне более удобен. Хотя бы потому что испуганным и несмелым должен был бы быть я, но, видимо, роль старшего, взрослого и уверенного в себе брата мне придётся играть до конца.
Я осторожно опустил его на кровать, и он потянул меня следом, руками и ногами обвиваясь вокруг меня, вплавляясь разгорячённой кожей и вливаясь в уши мягкими стонами:
- Ники, - шептал он между поцелуями. – Ники-Ники-Ники, - лихорадочно, по-детски, едва различимо, вряд ли сам это осознавая, но для меня, моего тела и моего сознания на тот момент это было лучшим афродизиаком. И я думал не о том, что в последний раз он так звал меня только в нашем ещё общем детстве. Во мне не возникло ни единой мысли о том, что это неправильно, – ведь это память о тех детях, которыми мы были, о тех светлых и невинных существах, чьи свет и невинность мы сейчас раскатывали по светлому шёлку простыней.
Перед моими глазами мешались образы настоящего – разметавшиеся по постели волосы, чуткое гибкое тело, то открывающиеся, то вновь закрывающиеся-зажмуривающиеся глаза, - и прошлого – наполовину отброшенное одеяло и сонный, немного хриплый смех, тонкая рука с мелкими капельками, высовывающаяся из ванной и выхватающая из моих рук забытое полотенце и наконец сердитая макушка и тёплые пальцы, разглаживающие пластырь на моей ноге.
- Ники, - прошептал вдруг Тим, широко открывая глаза и упираясь ладошкой мне в грудь. – Я… - он вновь зажмурился, сглотнул и судорожно выдохнул. Я с нетерпением и страхом ждал продолжения – я понимал что, что бы он ни сказал, я повинуюсь, любое его решение заставит меня одинаково и жалеть, и радоваться ему. Сейчас я как никогда был в его власти. И вряд ли он осознавал это так отчётливо, как я.
В тишине этой едва освещённой комнаты звонок моего телефона был более неуместен, чем в театральной паузе «Ревизора». Он был чересчур жизнерадостен, громок и правилен, он полностью противоречил ситуации. Я сел на кровати, вынул телефон из кармана и, закрыв глаза, нажал кнопку. Моя рука всё ещё лежала на тёплой щиколотке Тима, а сам я боялся перевести на него взгляд.
- Где вы? – голос отца был безапелляционно твёрд и сердит.
- Мы… Я… Мы с Тимом решили выбраться в клуб, - нога под моей рукой дёрнулась и коротким рывком исчезла, под моими пальцами оказались неожиданно холодные простыни.
- Сейчас же домой, - отец никогда не был многословен, но сейчас он превзошёл самого себя, кажется, дома нас ожидал далёкий от тёплого приём.
Я набрал побольше воздуха в грудь и осторожно повернул голову. Тим лежал на животе, уткнувшись лицом в простыни и прижав руки к ушам. Тусклый красноватый свет оставлял в сумраке одну половину его тела, и мне казалось, что я теперь не смогу вновь собрать воедино этих двух людей: моего брата – насмешливого выскочку с внезапными порывами нежности – и этого нового человека, который смог всего за полчаса поставить всю мою жизнь, все мои мысли и идеалы с ног на голову. И я не знал, кого из них двоих я предпочёл бы видеть в будущем.
- Тимми, - позвал я его негромко, положив руку на спину. Он перестал дышать и весь словно остановился в нерешительности, – тянуться или отпрянуть – ожидая моих слов. Мы поменялись ролями всего за пару минут, но я, в отличие от него, осознавал это и знал, какой выбор я сделаю, знал ещё не коснувшись его, и уже почти презирал и благословлял себя за него. – Тимми, нам нужно домой.
Он оторвал одну руку от уха и хлопнул ей по матрасу, я взял его за эту ладонь и потянул на себя. Он подчинился, садясь на кровати, не поднимая головы и пряча глаза за длинной чёлкой. Я не стал настаивать, только свесился вниз, поднял с пола его и свою футболки и бросил одну ему. На грани сознания я отметил, что хозяев апартаментов, братьев Андерсов, здесь давно уже нет, а футболку я снял как раз после их ухода, который до этого момента оставался мною неосознанным.
Краем глаза я заметил, что Тимур оделся и теперь неподвижно сидел на кровати. Я поднялся и, вновь взяв его за руку, заставил встать на ноги. Тим был похож на куклу – безвольный, безэмоциональный и совершенно безжизненный. Я подтолкнул его к двери, сам шагая следом за ним. Несколько раз мне хотелось что-нибудь сказать ему, извиниться или, может, наоборот поблагодарить, но я каждый раз останавливал сам себя, не позволяя даже раскрыть рта. В полном молчании мы дошли до выхода и также молча сели в такси.
За полчаса я так и не увидел глаз Тимура, не почувствовал его вздоха и не уловил ни одного лишнего движения – он только шёл, только садился и только ехал. И я пытался убедить себя, что он просто боится выволочки отца. Но убедил только в том, что я полный идиот.
Прочитаю через год и поржу.
Глава 1Глава 1.
За окном едва светало, когда я открыл глаза от лёгкого шороха. Мимо меня кралась тень – почти неслышно, почти не дыша. Но я был готов к этому, кажется, даже во сне.
- Куда? – лениво пробормотал я.
Тень вздрогнула и замерла. Я тоже молчал и не шевелился. Тень помедлила ещё с полминуты и сделала один осторожный шаг. Он был ещё тише прежних, но сейчас я уже не спал.
- Так я всё же жду ответа на свой вопрос, - уже гораздо внятнее сказал я.
Тень вздохнула уже не таясь, тихо выругалась и швырнула в стену ботинки, которые до этого держала в руках.
- Гулять, - буркнула тень и опустилась на край дивана, я едва успел убрать ноги из-под неуклонно опускающегося зада.
- В три ночи? – я ехидно приподнял бровь, скорее по привычке – было ещё слишком темно, и заметить выражение моего лица было бы трудно.
- В четыре, - огрызнулась тень, на этот раз уже просто от безвыходности.
- Ох, извините, после вашего уточнения ситуация резко изменилась.
Тень вздохнула, уселась глубже, потом помедлила ещё пару секунд и растянулась наконец рядом. Я судорожно выдохнул воздух, замаскировав это под страдальческий вздох.
- Ты зануда, - пробормотала тень мне уже почти в шею.
- А ты малолетний идиот, - не остался в долгу я. – Куда тебя опять чёрт понёс?
- Сказал же – гулять!
- Да знаю я твои гулять… Каждый раз после этого приходится тебя вытаскивать…откуда-нибудь. В основном почему-то из задницы.
Тень фыркнула мне в ухо. - Не ври, вот уж откуда-откуда, а из задницы ты меня ни разу не вытаскивал, - и совершенно неприлично расхохоталась, пару раз в приступе хохота заехав мне локтем в бок.
Я покраснел, осознав всю двусмысленность собственной фразы, и мысленно дал себе по губам.
- И слава богу! – наконец невозмутимо сказал я вслух, обрывая хохот тени.
- Ты зануда, Ник! – я попытался возразить, но прервать тираду было гораздо сложнее, чем я рассчитывал. – Тебе-то какая разница? Спал бы себе дома, обнимался с подушкой и видел во сне прелестных гурий и соблазнительных девственниц. Ну или наоборот, не знаю уж там, что тебе снится.
- Зато уж то, что снится тебе, сомнений не вызывает, - саркастично заметил я, проигнорировав выпад – всё равно ни разу не угадал. – Томно облизывающиеся мальчики, медленно стягивающие с себя футболку. Ну или штаны.
-Придурок! – тень вихрем вскочила и умчалась в соседнюю комнату, громко саданув дверью об косяк.
Я вздохнул и покачал головой – мой младший брат никогда не обладал покладистым и мирным характером, но с наступлением переходного возраста, кажется, совсем слетел с катушек.
Полтора года назад он вдруг вообразил себя человеком с…как бы это помягче…нетрадиционной ориентацией. И если раньше его ещё можно было терпеть, то сейчас в нём будто переломился какой-то внутренний барьер. Большая часть его шуток стала ниже пояса, со своими прошлыми друзьями он, кажется, разругался, но быстро нашёл себе новых – по большей части совершенно отвратительных субъектов лет на пять старше него.
Вот только переходный возраст уже должен бы закончиться, а братец – угомониться, но, кажется, они оба не были никому ничего должны.
И всё бы ничего, но этим летом у него появилась какая-то совсем уж сумасбродная мания сбегать из дома на рассвете. Было ли это результатом отъезда родителей, сказать точно я не мог. Но факт оставался фактом – в первую же ночь нашего с ним вынужденного холостяцкого пребывания он дома не ночевал. И следующие ночи три тоже. Потом я несколько раз ловил его, отводил за шкирку в соседнюю комнату и запирал там до утра. Многие бы на этом месте успокоились и довольствовались первыми ночами побега, но только не мой брат. Он научился ходить настолько бесшумно, что за две недели сегодня была первая ночь, когда я смог услышать и поймать его. Я пытался запирать на ночь его комнату, ставил стул, падавший при открывании двери… Но Тима, страстно чего-то захотевшего и привыкшего всегда это получать, это обычно не останавливало.
Но правде говоря, мне даже было немного интересно, что он выдумает в следующий раз. Надеюсь, не полезет в окно – седьмой этаж как-никак, сломанной ногой не отделаешься.
Возня за стенкой наконец затихла – Тим то ли заснул, то ли просто притаился, ожидая, когда я засну. Я решил не рисковать и нехотя поднялся с кровати и побрёл на кухню – пить кофе и читать Кафку.
Уже обжигая руки об чашку горячего кофе и положив подбородок на толстенький томик, я подумал, что всё бы ничего – но эти отвратительные пидарасы далеко не лучшая компания для моего сумасбродного братца.
* * *
Брат прокрался на кухню в начале восьмого – для него совершеннейшая ночь. В отличие, кстати, от трёх…ладно, пусть даже и четырёх утра. Его осторожные шаги я слышал в полудрёме – буквально полчаса назад я решил, что опасность миновала, и прикорнул прямо на кухне, ткнувшись лбом в Кафку и вытянув вперёд руки с зажатой в них пустой уже чашкой.
Тим, кажется, постоял около меня с минуту, потом я почувствовал его дыхание ближе, и кто-то потянул кружку из моих ладоней. Я приоткрыл один глаз и чуть повернул голову в сторону брата – Тим осторожно, стараясь меня не разбудить, разгибал мои пальцы один за другим, высвобождая кружку. Он был в одних пижамных штанах, всклокоченный, но на удивление не сонный, как будто просто переоделся, лёг и долго возился, ворочаясь с одного бока на другой, но так и не уснув. От него чем-то пахло. Что это за запах, я не знал, но Тим пах так часто, вся его одежда, казалось, пропиталась этим странным, чуть сладковатым, чуть терпким запахом с нотками травы и сухоцвета. А ещё от него пахло дымом, тоже почти неуловимо, но на фоне того, первого, запаха он внезапно усиливался и угадывался довольно легко.
«Опять курил в форточку», - как-то мимоходом подумал я, сосредоточиваясь на запахах.
- Выспался? – сонно пробормотал я, не поднимая головы.
Тим, уже сжимавший в руке кружку, вздрогнул, отпрыгнул от меня и, видимо, от неожиданности разжал пальцы. Кружка мелкими осколками разлетелась по полу. Один отскочил от ножки стола и неожиданно сильно и больно порезал мне ногу.
- Мелкий неуклюжий болван, - недовольно констатировал я, ставя пораненную ногу на табурет и задумчиво вглядываясь в кровь, обагрившую края ранки.
- Б-больно? – братец испуганно переводил взгляд с моего лица на лодыжку. Я спросонья пытался вспомнить, где у нас аптечка или хотя бы йод.
- Нет, щекотно, - машинально огрызнулся я. – Где йод? Ну или ватка.
- В холодильнике, - помедлив пару секунд уверено заявил Тим. – Принести? – он уже рванулся было через всю кухню, засыпанную ковром из осколков, но я вовремя схватил его за руку.
- Стоять! Там кружка разбитая, забыл? – Тим пару секунд бессмысленно смотрел на меня, потом кивнул и всё с тем же отрешённым видом шагнул на осколки, сделал два шага, взял йод и столь же методично и безэмоционально вернулся. Его стопы оставляли на полу чёткий кровавый отпечаток.
Пару секунд наши лица имели примерно одинаковое бессмысленное выражение. Стремления к йоге и хождению по гвоздям я в брате раньше не замечал. А он, казалось, впал в некую подвижную кому – шевелился, моргал, ходил, но судя по виду, совсем не в состоянии был думать.
Через несколько мгновений я пришёл в себя, вскочил с табуретки, дёрнул Тима за руку, усаживая, и подтолкнул ещё одну, сложив туда обе его ноги. Сам я опустился на колени перед его ступнями и мрачно осмотрел их. Даже мне, не медику в восьмом поколении, было ясно – ранки были неглубокими, но сильно кровоточили, как всегда бывает с порезами на ступнях. Проблема, однако, была не в этом – в ранках белели множество крошечных осколков, которые нужно было вытащить. Если бы я ещё знал, как!
Первой и единственной мыслью пришедшей ко мне в голову была ванная и проточная вода. Не раздумывая долго, я подхватил Тима на руки и потащил в ванную. Братец, конечно, не отличается богатырским телосложением, прямо сказать – он несколько дистрофично худ, но всё же и я не силач, да и старше его всего на три года, поэтому я, стараясь отвлечься от собственной ноши, спросил, пыхтя:
- На кой ляд тебе кружка-то эта понадобилась? Что, другой не было?
Я не ожидал ответа, но брат пробормотал мне в ухо:
- Это была моя кружка, а ты из неё пил, я тоже хотел, чтобы как ты… - брат затих, но что он имел в виду, я так и не понял.
Когда я сгрузил Тима на дно ванны, он был без сознания. Я удивлённо похлопал его по щекам и включил воду. Брат открыл глаза, затянутые мутной поволокой, и улыбнулся.
- Можно и в ванне, - невнятно пробормотал он, хватая меня за ладонь. Он поднял глаза, показавшиеся мне вдруг совершенно нормальными, и вцепился в мою руку уже обеими руками.
«Да что за херня происходит?! Как будто накурился…» - мысль мелькнула в моей голове, оставив если не уверенность, то хотя бы точный план действий.
Я схватил Тима за шиворот свободной рукой и сунул его голову под холодную воду. Брат взвыл и начал вырываться. Освободившейся второй рукой я сжал его запястья, не давая освободиться. Тим вырывался как обречённый зверь, но моя позиция была выгодней, и я всё же удержал его под холодным душем.
Брат вскоре перестал вырываться и обмяк. Я вытащил его из-под воды и, больно зацепив волосы на макушке, потянул вниз. Глаза были нормальными, хоть и красными и злыми.
- Прошло? – спокойно спросил я его, он продолжал молча и зло смотреть на меня. Я не отводил взгляда и не менял тему, терпеливо дожидаясь реакции. Тим наконец кивнул и опустил глаза. Я отпустил его волосы и сменил температуру воды с ледяной на тёплую – ноги всё ещё нужно было промыть.
- Я весь мокрый из-за тебя, ты, идиот, - сморщился Тим, брезгливо отлепляя от ноги вымокшие штаны. Те, только он отпустил руку, с противным чмоканьем прилипли обратно.
- Ты курил что-то? – ещё с детства я запомнил – если разговаривать с братом спокойно, можно добиться гораздо большего, чем если просто наорать. Важно было только оставаться серьёзным и не менять темы.
- Нет, - отрезал Тим. – Просто не выспался.
- Врёшь, - спокойно заметил я, засовываю одну ногу брата под тёплую воду. Вода у слива приобрела розоватый оттенок. Я осторожно провёл ладонью по стопе брата, он едва заметно вздрогнул и негромко зашипел. – Терпи, казак, а то мамой будешь, - неуклюже пошутил я, как-то забыв о намерении оставаться серьёзным.
Тим только тряхнул головой и опустил её ниже, но ничего не сказал. Он молчал до самого конца процедуры промывания, лишь изредка шипя сквозь зубы ругательства. Я благоразумно делал вид, что не слышу их, благо чересчур заковыристыми и изобретательными они всё равно не были – обычный набор семнадцатилетнего парня.
Немного поразмыслив, я кое-как обмотал ступни брата бинтом, решив, что в таком виде он уж точно никуда не соберётся этой ночью, и остался полностью удовлетворён выполненным братским долгом.
Свой порез я промыл вместе с ногами Тима, так что кровь там почти остановилась, нужно было только заклеить всё пластырем.
- Давай я, - когда брат появился в дверном проёме, я и не заметил, хотя в его нынешнем состоянии ходить бесшумно было бы проблематично. Тим уже успел не только переодеться, сменив мокрые штаны на джинсы и футболку, но и полностью изменить собственное настроение. Сейчас он выглядел виноватым, невыспавшимся, немного страдающим, но уж точно не злым.
- Давай, - я поразмыслил пару секунд и протянул ему только что отрезанный кусочек пластыря. Тим тут же придвинул табуретку и уселся на неё. Осторожно взял липкий кусочек и схватил мою ногу, притягивая её ближе к глазам.
- Так всё же что ты курил сегодня с утра? – я разглядывал его макушку, сосредоточенно склонившуюся над моей лодыжкой.
- Ничего я не курил, - макушка опустилась ниже – врёт, знает, что врёт, и знает, что я это знаю, поэтому и пытается скрыть внезапный стыд.
- А ночью куда ходил?
- Ты идиот или притворяешься так талантливо?! Сказал же – гулять! – брат со злостью хлопнул по пластырю, фиксируя его на коже, и начал зло и как-то остервенело разглаживать складки.
- А не боишься, что я родителям расскажу? – это удар ниже пояса, я знаю, - если отец узнает, Тима запрут дома, в его собственной комнате, на неопределённый срок, и гулять он будет ходить только под моим контролем.
- Да рассказывай ты кому хочешь! – Тим резко поднялся, зло сверкнул глазами в мою сторону и, пнув напоследок табуретку и зашипев от боли в ступнях, про которые, кажется, успел уже забыть, громко топая, с максимально возможной скоростью умчался в свою комнату.
Я задумчиво посмотрел ему вслед и машинально дотронулся до пластыря, странно тёплого, согретого пальцами брата. Или моей собственной кожей.
Глава 2Глава 2.
Я и Тим не были родными братьями. Нас даже сводными-то трудно было назвать. Я – первый ребёнок, приёмный. Чёрт его знает, кем были мои родители, почему я остался в роддоме – я никогда действительно не хотел этого знать. Конечно, часто спрашивал тех, кого привык называть мамой и папой, не знают ли они моих настоящих родителей, не искали ли их когда-нибудь, но не особо огорчался, слыша каждый раз лаконичное «нет». Я вскоре понял, что им не слишком приятно говорить об этом, хотя, с моей точки зрения, они не сделали ничего плохого. Они никогда не врали мне, честно рассказав как-то, почему у светловолосой и светлоглазой четы внезапно появился вот такой, как я, смуглый, черноволосый, хоть и неожиданно сероглазый ребёнок. Я всегда был благодарен им за это. Лучше уж узнать правду сразу, от тех, кто и должен мне её рассказать, чем полжизни прожить в неведении и узнать случайно, найдя ли, как в дурацких фильмах, справки об усыновлении, или «исключительно по секрету» от завистников.
Я часто слышал от суеверных старушек, что у людей, усыновивших ребёнка, потом появляется такой долгожданный настоящий, свой. Я счёл бы это лишь выдумкой, если бы в нашей семье было как-то иначе. Но едва мне исполнилось три, как вокруг мамы внезапно начали строить почти осязаемые барьеры – её оберегали от потрясений, трудов, забот...мы даже переехали куда-то чуть ли не в Сибирь, только чтобы увезти её из этого «ужасного своей экологией» города. Мама вначале смеялась, говорила, что мы паникёры, что чувствует себя замечательно и может работать ещё очень долго. А потом, ближе к концу, начала порядочно раздражаться этой нашей бесконечной неуёмной заботе о ней.
Её беременность действительно протекала легко – ни присущего, кажется, всем беременным токсикоза, ни перемены внешности, ни прочих, по счастью, мало известных мне проблем. У неё даже характер почти не поменялся. Только аппетит – она внезапно пристрастилась к жареному, солёному, жирному, превратившись из убеждённой вегетарианки в страстную мясолюбку. Папа тогда смеялся и говорил, что вот она родит и проклянёт себя за эту слабость.
Тим родился, когда в окна хлестала мрачная по-осеннему дождливая и уже по-зимнему холодная ноябрьская ночь. Он сам, по правде говоря, тот ещё нарцисс, часто говорил, что это она оставила ему в наследство внешность – льдисто-голубые глаза, прочно ассоциирующиеся почему-то с глазами Кая, светлые волосы, отливающие снежной белизной, и такая же белая кожа. Я не шучу, он именно так всё и говорил. Вдохновенно закатывал глаза, наматывал на палец прядь и вещал. Уверен, его голубые дружки были в восторге.
Как бы то ни было, но любил я его по-настоящему, как родного. Я ревновал, наверное, когда он только родился, может, ещё какое-то время после этого, но моя память почему-то вообще этого не сохранила, и я могу лишь догадываться об этом. Я даже не знаю сейчас, как сложилась бы моя жизнь без упрямого, часто взбалмошного, но эмоционального и живого брата. Ни я, ни родители никогда не отличались особой эмоциональностью, но Тим всегда мог порадоваться, позлиться за троих, он всегда внезапно и совершенно для меня непредсказуемо вспыливал и так же быстро затухал. Он не умел просить прощения, но если хотел извиниться, то все сразу это понимали и добродушно позволяли ему всё.
И, наверное, я виноват, что он вырос несколько…ладно, очень самовлюблённым и эгоистичным, правы были родители – выпрошенные им шоколадки сказались не на его фигуре, а на характере. Он привык получать всё, что ни попросит, а я привык всё это ему давать. Три года, кажется, – разве это много? Но для детей три года – это непреодолеваемая пропасть. Что может и что понимает ещё ребёнок в свои двенадцать? В то время как в пятнадцать я мог и понимал уже всё, у меня уже даже были свои, заработанные, деньги. Которые я так страстно любил тратить на мелкие сюрпризы своему младшему братишке.
А ещё, когда ему было десять или около того, я жалел, что он не девчонка, не сестра. Я представлял, как она бы приводила своих парней к нам в дом, знакомила их со мной, а я с высоты своего возраста авторитетно заявлял бы, подходит ей её новый ухажер или нет. «Разговаривать о девчонках – это как-то глупо, - думал я. – О них я могу поговорить и с друзьями… А вот если бы я мог объяснить сестре, почему именно этот парень – ублюдок, это было бы, конечно, интереснее».
И только когда Тиму стукнуло пятнадцать, я понял, каким идиотом я был. Только увидев брата, прижатого к стенке каким-то амбалом, чем он, впрочем, был крайне доволен, я понял, что возможность обсудить с братом мою новую девушку не так уж плоха, как я думал.
Дальше пошли какие-то совершенно невозможные два месяца. Тим пропадал в клубах, откуда мне частенько звонили наши теперь уже общие знакомые и просили забрать его, пока не стало слишком поздно. Родители не знали, кажется, ни о чём, я старательно оберегал брата, представляя, что сделает отец, если узнает всё то, что знаю я. Я надеялся выкрутиться сам, справиться с ним, может, я сделал только хуже. Но я склонен верить, что запертый на семь замков Тим сделал бы что-нибудь такое, о чём потом жалел бы и он сам, и я, и родители.
* * *
Будь у нас часы с боем, они пробили бы два, а так мне просто пришлось констатировать этот факт. Два ночи, а Тима ещё нет, хотя мы договаривались до часу. Да, раньше половины второго я его и не ждал, но он мог хотя бы позвонить.
Словно в ответ на мои мысли, телефон в моей руке завибрировал и разразился почему-то показавшейся мне непотребной в разгар ночи мелодией. Мельком глянув на экран, я с удовлетворением узнал номер брата.
- Алло, - устало сказал я в трубку.
- Никита?! – внезапно заорали из неё. Я дёрнулся и удивлённо посмотрел на телефон, поднеся его к глазам. – Ник?! – продолжали орать оттуда. Я понял, что человек просто пытается перекричать музыку. И самое забавное – моим братом этот человек точно не был.
- Да, - ответил я спокойно, стараясь убедить себя не волноваться заранее.
- Что?!
- Да, Никита, - заорал я в ответ. Шум в трубке внезапно стих.
- Ты чего орёшь, идиот? – спокойно спросили меня оттуда. Я вздохнул и покачал головой, чего мой собеседник, конечно, видеть не мог.
- Кто это? – спросил я.
- Я Леон, милый, я знаю Тима. Мы с ним как-то… - голос, судя по интонациям, кажется, собрался поведать мне какую-то интересную и, без сомнений, весьма и весьма подробную историю про моего брата. Я, однако, подумал, что не хочу её знать.
- С Тимуром что-то случилось? – холодно перебил я его.
- А ты и правда зануда, - хмыкнул Леон. – Но знаешь, он показывал мне твою фотографию, может, мы встретимся как-нибудь? Если ты также хорош, как твой брат…
Я закатил глаза и не меняя интонации пробормотал:
- Я лучше, поэтому ты – мимо. Что там с Тимом?
- А с чего ты взял, что с ним что-то случилось, дорогуша? Может, я звоню просто поболтать с тобой.
- Тогда – хорошей ночи! – я уже собрался повесить трубку, но Леон меня остановил.
- Э-ей, подожди, я шучу, что ж ты нервный-то такой? Тим в «Миракле», и, поверь, тебе стоит забрать его оттуда сейчас. Потому что потом тебе, может быть, некого будет забирать.
* * *
Такси приехало через десять минут. Где находится пресловутый «Миракл», я не знал, поэтому просто сказал таксисту имя клуба. Он окинул меня брезгливым взглядом, но промолчал, чем, впрочем, сделал себе только лучше – я был не в том настроении, чтобы что-то доказывать мирным и адекватным путём.
«Да твою мать, когда ж это закончится? – думал я дорогой, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. – Такими темпами к двадцати пяти годам я стану параноиком и мне везде будут казаться неведомые типы, которые прямо таки мечтают убить, изнасиловать, а зная Тима, вполне вероятно, что просто трахнуть моего брата. И ведь понимает, маленький уродец, что я всё равно приеду и вытащу. Потому что всегда приезжал. И буду. И…чёрт, да я сам не меньший идиот!»
Дорога заняла минут десять, но место, где мы оказались, было мне незнакомо. Вдохнув, напоследок, побольше воздуха в грудь, я толкнул дверь. Из клуба мне сразу по ушам шарахнула музыка, – какая-то дикая помесь попсы восьмидесятых и транса – а по носу – смесь запахов пота, табачного дыма, перегара, выпивки и той сладковато-травяной пряности, которой часто пах Тим.
Я в нерешительности застыл на пороге – где искать брата я не знал, обычно меня встречали уже с ним под руки, а сегодня мне, видимо, придётся найти его в этом содоме самому. Меня внезапно тронули за плечо, и я дёрнулся от неожиданности.
- Да тебе и правда следует полечить нервы, дорогуша, - парень справа от меня больше всего напоминал…гея. Цветастая рубашка в дикий рисунок, ярко-оранжевые штаны и типично-неописуемое выражение лица. – У, да ты в жизни ещё симпатичнее, чем на той фотографии! Точно не хочешь прийти в гости завтра?
- Леон, - сказал я больше себе, успокаиваясь, чем констатируя факт.
- Да, сладкий котик, это я, - он упёрся одной рукой в бедро, а вторую торжествующе вытянул вверх. – Не правда ли я хорош? Ты передумал, ведь да, скажи мне, что ты передумал, милашка.
- Где Тимур, - уже почти жалобно спросил я, желая поскорее выбраться отсюда.
- У-у-у, милый, не плачь, - состроив жалостливое лицо, протянул он. – Я отведу тебя к твоему младшему братишке, только если ты меня поцелуешь, ну? – он вытянул губы вперёд, сложив их куриной попкой, а я катастрофически не знал, что мне делать. Целовать этого разряженного павлина мне не хотелось совершенно, но если он не шутит, то выход у меня лишь один. Я старался не думать, что, будь на месте Леона кто-то более вменяемый, я бы, пожалуй, не стал размышлять так долго.
- Леон, не будь идиотом, - голос, раздавшийся за моей спиной звучал низко, даже в чём-то грубо, но от одного его звука Леон принял человеческий вид и на мгновение рассерженно сморщил нос. – Ему нет до тебя дела, он вообще не по нашей части.
Я обернулся. Парень позади меня был одет в обычные джинсы и такую же, как у меня, футболку, из чего я сделал вывод, что с ним можно иметь дело. Он не разрушил моих надежд, чуть склонив голову в знак приветствия и кивком приказав мне идти за ним. Я послушно последовал за ним на другой конец танцпола. Там он свернул в узкий коридор и остановился у неприметной двери.
- Личные апартаменты братьев Андерсов, твой брат там, - доложил он тоном церемониймейстера и ушёл, оставив меня, по правде говоря, в не меньшей растерянности, чем до этого.
«Что за братья Андерсы? Почему у них есть личные апартаменты в этом клубе? И что Тим там делает? Хотя это и так понятно, что это я, в самом деле…»
Я толкнул дверь и заглянул. В комнате было темно и ничего не видно, я только хотел приоткрыть дверь чуть пошире, когда она сама распахнулась, и передо мной возник высокий худощавый человек с красивым, несколько надменным лицом.
- Ты ещё кто? – он окинул меня презрительным взглядом, я и правда, наверняка, выглядел жалко – подглядывающий в щёлку извращенец. Извращенцем мне быть не нравилось, поэтому я выпрямился и поднял голову, заглядывая незнакомцу в глаза.
- Мне сказали Тимур здесь.
Взгляд человека сменился с презрительного на любопытный и, кажется, чуть раздосадованный.
- Хочешь сказать, эта маленькая шлюшка твоя? – спросил он меня раздражённо. Я рассеянно кивнул, раздумывая над характеристикой брата.
- Что за город, за чью задницу не возьмёшься, как тут же выясняется, что она уже кому-то принадлежит, - пробормотал он себе под нос, воздев глаза к потолку, тут же развернулся и проорал вглубь комнаты. – Роже, оставь его, за ним пришёл его хозяин, - он отошёл в сторону и пропустил меня вглубь, я чуть неуверенно шагнул внутрь, попутно оглядываясь вокруг.
Кровать стояла в дальнем углу, а на кровати в неясном свете нескольких тусклых красных ламп виднелись два нечётких силуэта. Точнее, на кровати был только один, он стоял на коленях, кажется, опустив голову, а второй, высокий и стройный, стоял рядом, держа за плечо того, что на кровати.
Я сделал шаг к ним, потом ещё один, потом ещё, и сам не понял, как оказался рядом с кроватью. Высокий силуэт оказался точной копией того, что встретил меня у двери. А вторым был Тим. Я позвал его по имени, он поднял голову и пару секунд вглядывался в меня. Я старался не замечать, что он был в одних и без того уже расстёгнутых джинсах, которые держались на бёдрах только чудом
- Ник, - сказал он наконец, улыбаясь рассеянной улыбкой. – Иди сюда, - он протянул ко мне руку, и я послушно взялся за неё. Невольно я сделал ещё шаг и оказался на постели в той же позе, что и брат. Он медленно отвёл со лба чёлку, и я увидел его глаза – даже в таком тусклом освещении было понятно, что они не голубые, а почти чёрные – от расширившихся зрачков.
- Наркотики? - спросил я, неверяще, мой взгляд метался по его лицу, я не мог остановиться и поверить, что сам, – сам! – допустил это.
- Нет, - прошептал Тим, - лучше. – Он приблизил своё лицо к моему, и я увидел лихорадочно-красные щёки, ярко-алые, исцелованные губы, блядское выражение пьяных, прищуренных глаз, влажные встрёпанные волосы и блестящее от пота тело. – Секс, - прошептал он мне на ухо, и что-то мокрое скользнуло мне по шее, рисуя линию вплоть до ключицы.
Я вздрогнул и схватил его за плечи, отстраняя, заставляя посмотреть на меня. И тут же понял, какую ошибку совершил. По губам Тима скользнула едва заметная торжествующая улыбка, которую он тут же дал мне попробовать на вкус. Она была солёная, с привкусом уже порядком надоевшей мне пряной сладости. Я не сразу понял, что не просто чувствую, как мой брат целует меня, а сам целую его в ответ.
- Ну вот, - прошептал Тим, отрываясь от моих губ, - а говорил натурал. Даже уговаривать не пришлось. Любишь меня, да?
Я замотал головой. Я если Тима и любил, то исключительно братской любовью, а она как-то не предполагает таких поцелуев. Да и соображал я уже плохо – в комнате было душно, жарко. Я, во всяком случае, надеялся, что именно из-за этого. Хотя сам я уже скользнул руками по талии брата, притягивая его ближе.
- Да, - шёпотом не согласился Тим и провёл горячим шершавым языком мне по губам. Я из последних остатков рассудка попытался отстраниться, но Тимур нахмурился и укусил меня за плечо. – Уже поздно, - хмыкнул он мне в шею, и я непроизвольно откинул голову назад. Он тёплым дыханием уткнулся мне в ухо и осторожно лизнул мочку. Я вздрогнул – Тим как будто знал, мои самые слабые места, и не стеснялся этим пользоваться.
Пальцы Тимура – не брата, нет, это дьявольское создание не могло быть моим братом – пощекотали мой живот, заставив его втянуться, а меня вздохнуть прерывисто, и мягко потянули пояс джинсов на себя, вынимая пуговицу из петли.
Тим, казалось, весь сосредоточился на этом простом процессе – не двигался, почти не дышал, только медленно шевелил пальцами. Я мог бы отстраниться, он почти не цеплялся за меня, но я только облизнул губы, зажмурился и, потянув его брюки чуть вниз, положил руку ему на поясницу, погладив большим пальцем копчик и скользнув чуть ниже, едва ли на полсантиметра, но нам обоим, кажется, было достаточно уже и этого.
Тимур замер окончательно, как будто мой едва ощутимый жест застопорил его, и второй рукой я приподнял его голову за подбородок, посмотрел в лихорадочно бегающие, недоверчивые, чуть испуганные глаза и теперь уже сам прикоснулся к губам. Он вцепился обеими руками в мои плечи и внезапно задрожал.
«Да ты до этого момента и сам не верил, что получится, малолетний идиот», - внезапно с болезненной нежностью понял я. Он вдруг стал несмел, мягок и почти испуганно податлив. Я не смог бы себе признаться в тот момент, но прежний, уверенный и развратный Тимур сейчас был бы мне более удобен. Хотя бы потому что испуганным и несмелым должен был бы быть я, но, видимо, роль старшего, взрослого и уверенного в себе брата мне придётся играть до конца.
Я осторожно опустил его на кровать, и он потянул меня следом, руками и ногами обвиваясь вокруг меня, вплавляясь разгорячённой кожей и вливаясь в уши мягкими стонами:
- Ники, - шептал он между поцелуями. – Ники-Ники-Ники, - лихорадочно, по-детски, едва различимо, вряд ли сам это осознавая, но для меня, моего тела и моего сознания на тот момент это было лучшим афродизиаком. И я думал не о том, что в последний раз он так звал меня только в нашем ещё общем детстве. Во мне не возникло ни единой мысли о том, что это неправильно, – ведь это память о тех детях, которыми мы были, о тех светлых и невинных существах, чьи свет и невинность мы сейчас раскатывали по светлому шёлку простыней.
Перед моими глазами мешались образы настоящего – разметавшиеся по постели волосы, чуткое гибкое тело, то открывающиеся, то вновь закрывающиеся-зажмуривающиеся глаза, - и прошлого – наполовину отброшенное одеяло и сонный, немного хриплый смех, тонкая рука с мелкими капельками, высовывающаяся из ванной и выхватающая из моих рук забытое полотенце и наконец сердитая макушка и тёплые пальцы, разглаживающие пластырь на моей ноге.
- Ники, - прошептал вдруг Тим, широко открывая глаза и упираясь ладошкой мне в грудь. – Я… - он вновь зажмурился, сглотнул и судорожно выдохнул. Я с нетерпением и страхом ждал продолжения – я понимал что, что бы он ни сказал, я повинуюсь, любое его решение заставит меня одинаково и жалеть, и радоваться ему. Сейчас я как никогда был в его власти. И вряд ли он осознавал это так отчётливо, как я.
В тишине этой едва освещённой комнаты звонок моего телефона был более неуместен, чем в театральной паузе «Ревизора». Он был чересчур жизнерадостен, громок и правилен, он полностью противоречил ситуации. Я сел на кровати, вынул телефон из кармана и, закрыв глаза, нажал кнопку. Моя рука всё ещё лежала на тёплой щиколотке Тима, а сам я боялся перевести на него взгляд.
- Где вы? – голос отца был безапелляционно твёрд и сердит.
- Мы… Я… Мы с Тимом решили выбраться в клуб, - нога под моей рукой дёрнулась и коротким рывком исчезла, под моими пальцами оказались неожиданно холодные простыни.
- Сейчас же домой, - отец никогда не был многословен, но сейчас он превзошёл самого себя, кажется, дома нас ожидал далёкий от тёплого приём.
Я набрал побольше воздуха в грудь и осторожно повернул голову. Тим лежал на животе, уткнувшись лицом в простыни и прижав руки к ушам. Тусклый красноватый свет оставлял в сумраке одну половину его тела, и мне казалось, что я теперь не смогу вновь собрать воедино этих двух людей: моего брата – насмешливого выскочку с внезапными порывами нежности – и этого нового человека, который смог всего за полчаса поставить всю мою жизнь, все мои мысли и идеалы с ног на голову. И я не знал, кого из них двоих я предпочёл бы видеть в будущем.
- Тимми, - позвал я его негромко, положив руку на спину. Он перестал дышать и весь словно остановился в нерешительности, – тянуться или отпрянуть – ожидая моих слов. Мы поменялись ролями всего за пару минут, но я, в отличие от него, осознавал это и знал, какой выбор я сделаю, знал ещё не коснувшись его, и уже почти презирал и благословлял себя за него. – Тимми, нам нужно домой.
Он оторвал одну руку от уха и хлопнул ей по матрасу, я взял его за эту ладонь и потянул на себя. Он подчинился, садясь на кровати, не поднимая головы и пряча глаза за длинной чёлкой. Я не стал настаивать, только свесился вниз, поднял с пола его и свою футболки и бросил одну ему. На грани сознания я отметил, что хозяев апартаментов, братьев Андерсов, здесь давно уже нет, а футболку я снял как раз после их ухода, который до этого момента оставался мною неосознанным.
Краем глаза я заметил, что Тимур оделся и теперь неподвижно сидел на кровати. Я поднялся и, вновь взяв его за руку, заставил встать на ноги. Тим был похож на куклу – безвольный, безэмоциональный и совершенно безжизненный. Я подтолкнул его к двери, сам шагая следом за ним. Несколько раз мне хотелось что-нибудь сказать ему, извиниться или, может, наоборот поблагодарить, но я каждый раз останавливал сам себя, не позволяя даже раскрыть рта. В полном молчании мы дошли до выхода и также молча сели в такси.
За полчаса я так и не увидел глаз Тимура, не почувствовал его вздоха и не уловил ни одного лишнего движения – он только шёл, только садился и только ехал. И я пытался убедить себя, что он просто боится выволочки отца. Но убедил только в том, что я полный идиот.
@темы: авторское, нашёптанное
- Стоять! Там кружка разбитая, забыл? – Тим пару секунд бессмысленно смотрел на меня, потом кивнул и всё с тем же отрешённым видом шагнул на осколки, сделал два шага, взял йод и столь же методично и безэмоционально вернулся. Его стопы оставляли на полу чёткий кровавый отпечаток.
Дык все-таки, укурился братец-то?)))
Терпи, казак, а то мамой будешь
Гыгыг))) У нас в детстве по-другому немного грили: "терпи, коза, а то мамой будешь"Х))
непредсказуемо вспыливал
че-то смутила форма "вспыливал". вспылил - соверш. вид - эт да. а несовершенного вида там вродь быть не можетХ)
констатируя факт
любишь ты это выражение))) Мне Фрай вспомнился с его "факт упирался, но я его все-таки констатировал", че-то типа тогоХ)
Насчёт Дж2 не знаю, но вот в плане отношений Дин/Сэм у них было бы всё наоборот - серьёзный старший братец и малолетний разгильдяй)))
Дык все-таки, укурился братец-то?)))
Конечно, да))) Он невменяем был и боли не чувствовал
надеюсь, укуриваются именно так ОоГыгыг))) У нас в детстве по-другому немного грили: "терпи, коза, а то мамой будешь"Х))
У меня мама так говорит х)
че-то смутила форма "вспыливал". вспылил - соверш. вид - эт да. а несовершенного вида там вродь быть не можетХ)
У меня вообще проблемы со словообразованием))) Чем вспоминать адекватное русское слово, я лучше присобачу суффикс и получу новое слово)))
любишь ты это выражение)))
О, даааааа))) Я его и в реале постоянно употребляю) Бросается в глаза в тексте, да?
Не знаю, не укуривалась... но друзья грили, что потом жрать дико охотаХ))) А ваще, в таких случаях лучше матчасть почитать где-нить в инете-)
doors-plus.ru/forum/index.php?topic=374.0
Я когда писала "Героиновый рай" читала инфу, чего там да как происходит. А то откуда ж мне-то знать?-)
Имхо, он у тебя странно укурился все-такиХ)
- Мелкий неуклюжий болван, - недовольно констатировал я, ставя пораненную ногу на табурет и задумчиво вглядываясь в кровь, обагрившую края ранки.
- Б-больно? – братец испуганно переводил взгляд с моего лица на лодыжку. Я спросонья пытался вспомнить, где у нас аптечка или хотя бы йод.
- Нет, щекотно, - машинально огрызнулся я. – Где йод? Ну или ватка.
- В холодильнике, - помедлив пару секунд уверено заявил Тим. – Принести? – он уже рванулся было через всю кухню, засыпанную ковром из осколков, но я вовремя схватил его за руку.
Слишком хорошо соображает в одних моментах, и слишком туго в других, имхо. Думаю, укурыш бы ваще про местонахождение йода не вспомнил. И не стал бы самочувствием брата интересоваться, скорее просто залип бы и пялился на ранку. Ну или бегал вокруг и ржал. *хотя, мож, он не достаточно сильно укурился до такого, или трава не чистая былаХ))* Такие вещи трудно описать, если не пробовал-)
У меня вообще проблемы со словообразованием))) Чем вспоминать адекватное русское слово, я лучше присобачу суффикс и получу новое слово)))
я тож люблю таким заниматься-)) Но чаще просто в общении, не в текстах *если они не стебныеХ)* Там лучше было бы "мог вспылить в любой момент" ну или вместо вспыЛивал - вспыХивал поставить))) че-то в этом роде-))
О, даааааа))) Я его и в реале постоянно употребляю) Бросается в глаза в тексте, да?
ага-ага, есть такое-)) хотя, у многих есть такие слова, которые они чаще всего употребляютХ) Я вот "ибо"-ми грешуХ))) Ну, мож и еще чем, просто меня пока моськой не тыкали в нихХ))
Мне было влом х)
Хотя, да, выглядит странно Оо Надо будет над этим ещё поразмышлять))) Мне этот момент с самого начала не нравился, но я не понимала, почему)) Теперь всё ясно, спасибо)
Прода планируется, ага, просто пока не щёлкнуло, как и куда, но мысли есть)))
Но чаще просто в общении, не в текстах
У меня это просто слабоконтролируется))) Бета нужна мне ещё и поэтому))
У меня это просто слабоконтролируется))) Бета нужна мне ещё и поэтому))
Бета всем нужна-))) Даж Максу Фраю)))
Бета всем нужна-))) Даж Максу Фраю)))
Даааа, даже богам иногда нужна проверка)
У Дженса нет выбора просто х) В один без сомнения прекрасный день он не устоит х)
Сапсибо, ыыы
А неодарённый был там задуман. Имелось в виду, что он подарком не одарен) Но я теперь сомневаюсь Оо